Книга - лучший подарок. Книга с автографом автора или с пожеланиями от автора - эксклюзивный подарок!
У меня есть возможность выслать почтой любую из 4 книг, вышедших у меня в последние несколько лет, а также календарь "Ковры моей Родины" на 2016-й год. При Вашем желании любая книга будет подписана.
Например, эти:
Чтобы облегчить себе задачу продажи книг и календарей сейчас и на будущее, я сделал интернет-магазин, буквально на коленке. Так что не огорчайтесь небольшим шероховатостям, когда посетите его. Я еще тот интернет-строитель. Из кирпича и бревен у меня лучше получается:)
Если Вы хотите, чтобы я поставил автограф или подписал книги или календарь, при оформлении заказа в корзине нажмите кнопку "Добавить сообщение продавцу" и сообщите, кому подписывать, а также пожелания для подписи.
February 19th, 2014
Russian only
Мы с Орликом в молодости. Orlik and I in our youth. Photo Igor Shpilenok.
С детства люблю лошадей. Еще маленькой девочкой собирала фигурки лошадей, перечитывала всю детскую литературу о лошадях. Моя семья - мама, отчим, брат и я - жила в городе Денвер, где даже с нашим немаленьким участком нельзя было держать лошадей. А отец жил с мачехой загородом в 30 минут езды от Денвера. Когда мне исполнилось 10 лет, папа мне подарил пони - пегую кобылку по кличке Mandy. Я на ней ездила по прериям у подножья Скалистых гор каждые выходные и все лето, пока я не переросла низкорослую Mandy. Тогда папа мне купил лошадь по имени Bree мастью соловой, породы американской четвертьмильной (первая порода лошадей, выведенная на территории Соединённых Штатов). Я стала участвовать в соревнованиях и конноспортивных состязаниях, выполняла сложные манёвры, который использовали на диком западе для перегона скота.
Когда в десятом классе я уехала учиться в школу-интернат, нам пришлось продать Bree, но в школе я участвовала в кружке спортивной езды. И только лет через 12 у меня опять появилась своя лошадь - здесь на Брянщине.()
История увлечения фотографией у Игоря Шпиленка — фотографа-анималиста, основателя заповедника «Брянский лес», особенная. Она похожа на сказку, которой убаюкивают малышей для купания в чудесных снах… Детская нефальшивая эмоция послужила фундаментом для постоянного стремления фиксировать и охранять беспорочные, неисчерпаемые красоты природы. Благодаря постоянному взаимодействию с природой, развивать самого себя, свое тело, чувства, ум, сознание и душу.
— Игорь, расскажите эту историю…
— Все мы родом из детства… Мысль начать фотографировать природу пришла мне в 13 лет, когда в своих странствиях по весеннему Брянскому лесу я обнаружил удивительную поляну с сотнями подснежников. Мне показалось несправедливым, что эту красоту вижу только я один из нескольких миллиардов людей, живущих на земле. Две недели я уговаривал бабушку купить мне камеру, но когда с новенькой «Сменой-8М» вернулся на поляну, понял, что опоздал. На месте цветов выросла высокая летняя трава. Целый год я ждал следующей весны и одновременно учился фотографии, тратя на это все доступные мне материальные ресурсы. 25 апреля 1974 года я вернулся на поляну и не поверил своим глазам. На месте куртин подснежников чернела перевернутая гусеницами тракторов почва, громоздились штабеля свежесрубленной древесины. Это было одно из самых сильных отроческих потрясений, определивших мою будущую жизнь. С тех пор фотокамера — мой сильнейший и верный союзник в борьбе за спасение Брянского леса — того места, где я родился, живу и надеюсь умереть.
— Сейчас фотография не только увлечение, но и инструмент воздействия?
— При помощи фотографии (публикуя статьи в газетах и журналах, организуя фотовыставки) я нашел союзников, вместе с которыми добился организации заповедника «Брянский лес» и 1 сентября 1987 года стал его первым директором, проработав в этой должности десять лет. За это время мне и моим соратникам удалось создать в Брянском лесу еще 12 охраняемых природных территорий, на которых запрещены рубки леса, мелиорация и другие разрушительные виды хозяйственной деятельности. Теперь почти 20 процентов Брянского леса изъято из хозяйственного использования. Годы залечивают раны, нанесенные людьми Брянскому лесу, и на моей поляне опять цветут сотни подснежников — им теперь ничего не угрожает.
Позже я почувствовал, что могу оставить бюрократическую сторону моей деятельности, и ушел с поста директора заповедника, чтобы профессионально заняться фотографией. Теперь мои приоритеты — доносить до людей красоту дикой природы, будить их для природоохранных инициатив, самому находясь гуще природоохранных событий. А география моих нынешних фотоэкспедиций расширилась до всей заповедной России.
— Когда узнала, что Вы живете в заповеднике, честно говоря, позавидовала. Не знаю ни одного человека, который может похвастать подобной пропиской. Расскажите про особенности такого обитания.
— В современной России 75 процентов населения это горожане. Очень жалко, но большинство из них живут в параллельном мире с дикой природой. И жизнь многих людей, особенно занятых людей, делающих политику и делающих деньги, почти не соприкасается с дикой природой. Или соприкасается в уродливой форме, например, в виде вертолетных охот… У большинства жителей городов-гигантов просто нет опыта общения с нетронутой природой. А между тем, все ключевые решения по природопользованию, по преобразованию дикой природы: где и сколько рубить лесов, где перегораживать реки; где качать нефть; где создавать заповедники и национальные парки готовятся и принимаются в мегаполисах. Чаще всего этим занимаются люди, не представляющие, что такое дикая природа, не имеющие личного опыта общения с ней. Правдивая природная фотография призвана быть мостом между современным урбанизированным миром и дикой природой.
— Знаю, что Брянский лес не единственный заповедник, который вы облюбовали как родной дом.
— Вообще-то я сейчас в заповеднике «Брянский лес» в отпуске на зиму, а работаю в Кроноцком заповеднике на Камчатке инспектором по охране заповедника. Семья сейчас со мной. Но когда я в заповеднике Кроноцкий, семья живет в Петропавловске-Камчатском. В самом Кроноцком заповеднике слишком суровые и опасные условия для маленьких детей.
На Камчатку я поехал на две недели, поснимать Кроноцкий заповедник, но уже пятый год не могу заставить себя вернуться в родной Брянский лес. И семья моя уже перебралась сюда, и в Кроноцком заповеднике я уже не заезжий фотограф, а инспектор охраны природы. Что меня не отпускает в нагретый и обустроенный дом в Брянском лесу? Здесь, в Кроноцком заповеднике, я оказался в первозданном прошлом человечества, в прошлом, по которому мы все тоскуем. Человек здесь мало чего успел разрушить. Меня здесь окружают неиспорченные электрическими линиями и автодорогами драматические ландшафты.
Звери порой здесь не знают, что человек царь природы и не уступают тропы, а рыбы, идущей на нерест, может быть так много, что в ручье нельзя искупаться. Порой приходится неделями, а то и месяцами жить в самых труднодоступных местах. И ты видишь то, что не дано другим, видишь то, что никогда не повторится. Например, весной 2007 года я приехал Долину гейзеров снимать тему о медведях на вулканах, а пришлось стать хроникером драматического изменения ландшафта заповедника, когда 3 июня сошел самый большой в историческое время на Камчатке грязевой сель и в одночасье исчезли половина российских гейзеров. Гигантские камни остановились всего в полуметре от домов, где находились люди.
— Что же Вы чувствовали, когда воочию видели редчайшее волнение природы?
— Каменно-грязевой поток снес все живое на протяжении двух километров. Когда видишь, что берег реки, на котором совсем недавно ты провел многие десятки счастливых часов с камерой на штативе в ожидании извержения гейзеров, похоронен под пятидесятиметровым слоем камней и горячей глины, хорошо понимаешь зыбкость человеческой жизни! Теперь 3 июня для меня и моих коллег является вторым днем рождения. А вот более 20 крупных и средних гейзеров остались только на фотографиях, и мне пришлось быть последним, кто их снимал.
— Невероятно драматическая история, но ваши снимки скорее не фотографа-хроникера, а иллюстратора детских сказок. Почему Вы снимаете только природу и ее обитателей, а если в кадр попадает человек, то непременно в родстве с перечисленными персонажами?
Фотография для меня не является самоцелью. В первую очередь это мощный инструмент в главном деле моей жизни — охране дикой природы. Именно дикой, поэтому главная и единственная тема моего творчества — российские особо охраняемые природные территории: заповедники, национальные парки, заказники.
В России 101 государственный заповедник, 40 национальных парков и тысячи заказников. Я тесно интегрирован в эту жизнь, работал на всех должностях от директора заповедника до рядового инспектора охраны природы, более половины своей жизни провел непосредственно в дикой природе. Поэтому человек у меня попадает в кадр, когда он соприкасается с первозданной природой, например, если он работает для сохранения заповедника, спасения редких видов животных или растений. Это также может быть браконьер, турист. А вне этого контекста я снимаю только семью и друзей для домашнего альбома.
— В какие минуты природа особенно благодарна объективу?
— Я наблюдаю самые интересные моменты на границах состояний природы. На стыке ночи и утра. На смене сезона. На смене погоды.
Например, сумерки, утренние или вечерние — мое любимое время суток. Это не только чудный свет, это время наибольшей активности животных.
Раньше в сумерках снимать было непросто. После появления Nikon D3 для меня наступил словно новый этап в творчестве. Эта камера дает великолепный рисунок на запредельных значениях чувствительности. В сочетании с моими двумя любимыми светосильными объективами AF-S NIKKOR 50mm 1:1,4G и AF-S NIKKOR 300mm 1:2,8G ED удается делать совершенно невозможные ранее снимки.
— Кстати, есть ли у Вас какие-то технические или иные уловки для придания характера фотографии?
— Секрет один — как можно больше времени находиться рядом с объектом съемки, как можно больше знать о них — тогда тебе удается увидеть больше, чем другим.
Терпеть разлуку с родными, непогоду, иногда голод. Это возможно только тогда, когда у тебя есть эмоции, отношение к снимаемому, когда ты мотивирован.
— Люди прихорашиваются перед съемкой и вообще ведут себя, как будто на них смотрит любимый человек. Не пытались ли Вы снимать брачные периоды у животных? На сколько их кокетство передает снимок?
— Брачный сезон в природе — это пик расцвета жизни! Цветы у растений, брачные игры животных. Природа не экономит на размножении и можно снять самые эмоциональные моменты. Я снимал любовные игры аистов, журавлей, куликов, лис, медведей и всегда удивлялся, как они в своих проявлениях страсти похожи на людей!
— Знаю, что Вы придумали свое ноу-хау для съемки животных.
— Я не езжу на съемки на один-два дня. Мой подход — поселиться в лесной избушке (или палатке) на несколько недель, а иногда и месяцев. Стать частью ландшафта. В Брянском лесу я прожил на лесном кордоне 10 лет, да и теперь живу в заброшенной деревне Чухраи, где кроме моей семьи осталось 6 жителей. Первые дни все живое разбегается от чужака. Постепенно животные перестают тебя бояться. Однажды я пять месяцев провел в избушке на берегу Тихого океана в Кроноцком заповеднике. Поселился в октябре. Первые две недели я видел зверей только на большом расстоянии. Первыми меня перестали бояться местные лисы и медведи, потом росомахи и соболи. Появились возможности снимать их взаимодействие между собой.
По утрам я часто жарил яичницу с беконом или пек оладьи. Этот запах был наркотическим для всех лис в округе. Они подходили вплотную к занесенному снегом окну кухоньки и с вожделением втягивали ароматные струи. За право стоять у окошка и нюхать происходили драки. Снимать можно было прямо из окна.
Но многие виды животных не доверяют человеку. Таких приходится снимать из скрадка. Это особая тема.
— А в чем ее особый характер?
— Многие тысячи лет человек-охотник преследует диких животных, чтобы отобрать у них жизнь. И теперь страх четвероногих перед двуногими живет на инстинктивном уровне. Животные, в которых инстинкт страха не развился, исчезли с лица планеты.
Любой фотограф, начинающий снимать диких животных, сталкивается со множеством трудностей и разочарований. Любой зайчишка, утка или кулик старается не подпустить человека ближе расстояния ружейного выстрела, то есть на 70 — 100 метров. Животные получаются на снимке слишком мелкими, чаще всего убегающими в смертельном страхе.
Чтобы фотографировать ту же утку или зайца в полный кадр даже с помощью длиннофокусного объектива, надо оказаться в трех-пяти метрах от него. Нереально? Если бы было нереально, не существовало бы множества замечательных фотографий, показывающих самые сокровенные моменты из жизни животных. Грамотно устроенный скрадок — вот что может помочь приблизиться к осторожным зверям и птицам на любое расстояние.
— А что может служить таким скрадком?
— Скрадком может служить все, что способно скрыть фигуру человека и ее движения: маленькая палатка, шалаш, яма, большое дупло, завал деревьев, даже куча хвороста — все зависит от конкретной ситуации.
Скрадок может быть сделан из любого местного материала, привычного для животных: соломы, сена, травы, веток, старых досок. Отличным скрадком может быть яма, выкопанная в твердом грунте и обложенная по периметру бруствером из дерна и накрытая сверху любым доступным материалом: досками, брезентом, сучьями. В зимнее время в многоснежных местах хорошо строить скрадки из снега, по типу эскимосского иглу. Иногда достаточно вырыть в глубоком снегу яму и перекрыть ее аркой из снежных пластин. Из таких укрытий я снимал белоплечих орланов и лебедей, лис и росомах на Камчатке. Это мой любимый тип скрадков. Снежные кирпичи и пластины обладают замечательной тепло и звукоизоляцией. Приходилось мне делать скрадки из нарезанного бензопилой льда (для съемки выдр), но они не такие удобные, как из снега.
Если проявить фантазию, в скрадки можно превратить многие привычные вещи. Например, автомобиль. Животные быстро привыкают к неподвижно стоящему автомобилю. Несколько лет назад я оборудовал комфортабельный скрадок на колесах — военный фургон на базе вездехода ГАЗ — 66. Из такого скрадка я снимал рыбалку черных аистов на Брянщине, зубров и оленей в национальном парке «Орловское Полесье», осторожных сайгаков и журавлей красавок и хищных птиц в степях Калмыкии. В этом скрадке даже работал холодильник, где хранился изрядный запас пива и не только.
Скрадком является даже мой большой дом в брянской деревушке Чухраи. Несколько лет назад я приволок с лесосеки корявый ствол дуба, вкопал его рядом с домом и установил на нем гнездовую платформу для белых аистов. Красивые птицы выстроили на ней большое гнездо. Теперь я могу с чердака дома снимать птиц на очень близком расстоянии, никак не беспокоя их.
Но самый добротный скрадок останется бесполезным, если у вас не окажется терпения долгими часами, порой сутками, сидеть в нем без движения.
— Думаю, оборудование тоже является частью ваших секретов.
— С оборудованием я прошел типичный путь людей моего поколения: Смена-8М, Зенит-Е. В студенческие годы мне удалось купить Фотоснайпер — кто помнит — с 300мм объективом Таир-3. В начале восьмидесятых я работал лесником с зарплатой 75 рублей, и чтобы купить свой первый Никон, пришлось заняться разведением быков. Сейчас в моем арсенале Nikon D3 и Nikon D300 . Никогда у меня не было столько свободы, как с этими камерами, способными вытерпеть тот образ жизни, который я веду. На них следы не только от потертостей, падений, но даже от укусов любопытных медвежат.
Современное профессиональное никоновское оборудование как никакое другое позволяет мне работать подолгу в одиночку в удаленных от цивилизации местах. Удивительная прочность и влагозащита! Камеры и объективы падали с лошадьми, тряслись по бездорожью в вездеходах и попадали в автомобильные аварии. В переполненных вертолетах на мои мягкие кофры с оборудованием иногда садятся люди. Кому
приходилось плавать по большим водоемам на моторке, знают какая вибрация и удары в лодке, когда она на большой скорости идет по волне. Не раз я был свидетелем, как от этой вибрации развинчивались камеры у моих коллег. У Никона я никогда этой проблемы не наблюдал. Я несколько сезонов провел в Долине гейзеров и видел немало случаев, как в горячем пару после извержения гейзеров переставали работать камеры. Но не Никоны.
«Моя цель — показать красоту дикой природы российских заповедников и национальных парков и пробудить у людей желание сохранить эти места.»»I wish to convey the beauty of wild nature in Russia’s protected areas to people around the world and evoke in them the desire to conserve those areas.» (Igor Shpilenok)
Игорь Шпиленок родился 28 февраля 1960 г., в Трубчевском районе Брянской области. Окончил Брянский педагогический институт, работал учителем в школе лесного поселка Новенькое, потом с женой и двумя маленькими сыновьями поселился на заброшенном лесном кордоне у реки Нерусса. Стал писать (любимый его стиль тех лет - письма к друзьям или дневниковые записи).
Серьезно занялся фотосъемкой животных, изучал поведение «краснокнижных» черных аистов. При его активном участии был создан заповедник «Брянский лес», и Igor Shpilenok стал первым директором этого заповедника.
Фотографирует дикую природу (пейзажная съемка) и диких животных. Автор фото-книг о дикой природе. Член Международной Лиги природоохранных фотографов.
В 2006 , и 2009 годах Igor Shpilenok побеждал в номинации «Urban and Garden Wildlife» конкурса Би-би-си «Фотограф дикой природы» (Wildlife Photographer of the Year). Лауреат фотоконкурса «Золотая черепаха» в номинации «Гармония жизни» в 2006 году за снимок «Рассвет на реке Кроноцкой»
Рассвет на реке Кроноцкой
О себе он сообщает: «Идея начать фотографировать пришла мне в 13 лет, когда в своих странствиях по весеннему Брянскому лесу я обнаружил удивительную поляну с сотнями подснежников. Мне показалось несправедливым, что эту красоту вижу только я один из нескольких миллиардов людей, живущих на земле.
…Две недели я уговаривал бабушку купить мне камеру, но когда с новеньким фотоаппаратом вернулся на поляну, понял, что опоздал. На месте цветов выросла высокая летняя трава. Целый год я ждал следующей весны и учился технике фотографии, тратя на это все доступные мне материальные ресурсы. 25 апреля 1974 года я вернулся на поляну и не поверил своим глазам. На месте куртин подснежников чернела перевернутая гусеницами тракторов почва, громоздились штабеля свежесрубленной древесины…
…Это было одно из самых сильных отроческих потрясений, определивших мою будущую жизнь. С тех пор фотокамера – мой сильнейший союзник в работе за спасение Брянского леса – того места, где я родился, живу и надеюсь умереть. При помощи фотографии (публикуя статьи в газетах и журналах, организуя фотовыставки) я нашел союзников, вместе с которыми добился организации заповедника «Брянский лес» и стал его первым директором, проработав в этой должности десять лет…
…За это время мне и моим соратникам удалось создать в Брянском лесу еще 12 охраняемых природных территорий, на которых запрещены рубки леса, мелиорация и другие разрушительные виды хозяйственной деятельности. Теперь почти 20 процентов Брянского леса изъято из хозяйственного использования, а центральная его часть объявлена международным биосферным резерватом под эгидой ЮНЕСКО. Годы залечивают раны, нанесенные людьми Брянскому лесу, и на моей поляне опять цветут сотни подснежников — им теперь ничего не угрожает.
Во второй половине жизни, когда мне изрядно надоела бюрократическая сторона управленческой работы, я решил полностью отдаться фотографии. Теперь у меня работа-мечта: доносить до людей красоту дикой природы, будить их для природоохранных инициатив, самому находясь гуще природоохранных событий. Я мечтал, что география моих фотоэкспедиций расширится до всей заповедной России.
Так и было, пока я не открыл для себя Кроноцкий заповедник на Камчатке и не влюбился в эту суровою землю. Теперь у меня появилась вторая родина, и я разрываюсь между Брянским лесом и Камчаткой, между которыми уместилась страна размером в девять часовых поясов!
Я счастливый отец четырех сыновей: Тихона, Петра, Андрея и Макара. Тихон и Петя своими маршрутами продолжают дело моей жизни. Два младших пока мечтают об этом. Я счастливый муж. С женой Лорой меня соединяет не только любовь, но и общие жизненные ценности. Она родилась и выросла в США, но одиннадцать месяцев в году живет в России.
Как и я, всю свою сознательную жизнь она занимается охраной природы. Кроме того, она успевает писать свои книги и переводить мои. Всеми своими победами на международных и российских фотоконкурсах я обязан Лоре: именно она отбирает и посылает снимки».
Igor Shpilenok в настоящее время живёт в деревне Чухраи, которая находится в самом заповеднике «Брянский лес», иногда покидая родные места о чем рассказывает в блоге в Живом Журнале , о местах, где находится. а также подробно рассказывает о характере животных которых фотографирует. В 2012 году блог Игоря получил премию «Рында года» в номинации «Изображение года»
Фотоистория Игоря Шпиленка началась в подростковом возрасте с, как ни удивительно, жгучей обиды на окружающую несправедливость. В 1973 году, когда ему было 13 лет, в лесу на родной Брянщине он увидел поразившее его своей красотой поле подснежников. И Игорю настолько захотелось показать эту неземную красоту остальным людям, что он две недели выпрашивал у бабушки фотоаппарат. А вернувшись на прежнее место, с огорчением увидел лишь летнюю траву.
Пришлось ждать целый год. И вот, когда следующей весной он с замиранием сердца пришел на то же место, то остолбенел.
Вместо знакомого пейзажа и таких долгожданных подснежников через всю поляну шли свежие следы гусеничного трактора, а вокруг лежали срубленные деревья. Пережитые тогда эмоции и предопределили всю его дальнейшую жизнь.
Теперь Игорь — один из лучших российских фотографов-анималистов и популяризатор идеи сохранения дикой природы, активно занимающийся вопросами создания и функционирования заповедников.
Первым, еще в 1987 году, стал «Брянский лес», затем были и другие. Сегодня Игорь разрывается между любимыми брянскими лесами и Кроноцким заповедником на Камчатке, где экосистема сохранилась практически в изначальном состоянии, а животные вовсе не считают человека царем природы.
Его фотографии поражают. Это соприкосновение с совсем другим миром, где за сотни километров вокруг нет ни одного супермаркета.
На его снимках животные, как правило, живут своей жизнью Охота, брачные игры, натаскивание детенышей — все это происходит перед объективом Игоря.
Как ему удается добиться такой степени вовлеченности в обычную жизнь диких животных?
Все просто: нужно стать для них привычным и безопасным элементом окружающего мира.
Сам он рассказывает об этом так: «Однажды я пять месяцев провел в избушке на берегу Тихого океана в Кроноцком заповеднике. Поселился в октябре.
Две недели видел зверей только на большом расстоянии. Первыми меня перестали бояться местные лисы и медведи, потом росомахи и соболи. Появилась возможность снимать их взаимодействие между собой».
Но, конечно же, для съемки самых осторожных животных приходится использовать тщательно подготовленные скрадки и длиннофокусные объективы.
К слову, Игорь много лет предпочитает исключительно Nikon и даже заразил этим предпочтением всю семью, вплоть до малолетних сыновей, активно идущих по стопам отца.
Главное для Игоря — не просто сделать красивый кадр, от которого будут охать потомственные горожане на выставке.
«Фотография для меня не является самоцелью. В первую очередь это мощный инструмент в главном деле моей жизни — охране дикой природы. Именно дикой, поэтому главная и единственная тема моего творчества — российские особо охраняемые природные территории: заповедники, национальные парки, заказники».
Но все же снимки Игоря Шпиленка — это профессионально и с душой сделанные фотографии, способные не только вызвать минутный интерес скучающего зрителя, а затронуть душу.
Ведь в каждом из нас, хоть и где-то очень глубоко, сидит первобытный человек, с его пиететом перед дикой природой. И иногда он все-таки подает голос.
История увлечения фотографией у Игоря Шпиленка - фотографа-анималиста, основателя заповедника "Брянский лес", особенная. Она похожа на сказку, которой убаюкивают малышей для купания в чудесных снах... Детская нефальшивая эмоция послужила фундаментом для постоянного стремления фиксировать и охранять беспорочные, неисчерпаемые красоты природы. Благодаря постоянному взаимодействию с природой, развивать самого себя, свое тело, чувства, ум, сознание и душу.
- Игорь, расскажите эту историю...
- Все мы родом из детства... Мысль начать фотографировать природу пришла мне в 13 лет, когда в своих странствиях по весеннему Брянскому лесу я обнаружил удивительную поляну с сотнями подснежников. Мне показалось несправедливым, что эту красоту вижу только я один из нескольких миллиардов людей, живущих на земле. Две недели я уговаривал бабушку купить мне камеру, но когда с новенькой "Сменой-8М" вернулся на поляну, понял, что опоздал. На месте цветов выросла высокая летняя трава. Целый год я ждал следующей весны и одновременно учился фотографии, тратя на это все доступные мне материальные ресурсы. 25 апреля 1974 года я вернулся на поляну и не поверил своим глазам. На месте куртин подснежников чернела перевернутая гусеницами тракторов почва, громоздились штабеля свежесрубленной древесины. Это было одно из самых сильных отроческих потрясений, определивших мою будущую жизнь. С тех пор фотокамера - мой сильнейший и верный союзник в борьбе за спасение Брянского леса - того места, где я родился, живу и надеюсь умереть.
- Сейчас фотография не только увлечение, но и инструмент воздействия?
- При помощи фотографии (публикуя статьи в газетах и журналах, организуя фотовыставки) я нашел союзников, вместе с которыми добился организации заповедника "Брянский лес" и 1 сентября 1987 года стал его первым директором, проработав в этой должности десять лет. За это время мне и моим соратникам удалось создать в Брянском лесу еще 12 охраняемых природных территорий, на которых запрещены рубки леса, мелиорация и другие разрушительные виды хозяйственной деятельности. Теперь почти 20 процентов Брянского леса изъято из хозяйственного использования. Годы залечивают раны, нанесенные людьми Брянскому лесу, и на моей поляне опять цветут сотни подснежников - им теперь ничего не угрожает.
Позже я почувствовал, что могу оставить бюрократическую сторону моей деятельности, и ушел с поста директора заповедника, чтобы профессионально заняться фотографией. Теперь мои приоритеты - доносить до людей красоту дикой природы, будить их для природоохранных инициатив, самому находясь гуще природоохранных событий. А география моих нынешних фотоэкспедиций расширилась до всей заповедной России.
Когда узнала, что Вы живете в заповеднике, честно говоря, позавидовала. Не знаю ни одного человека, который может похвастать подобной пропиской. Расскажите про особенности такого обитания.
- В современной России 75 процентов населения это горожане. Очень жалко, но большинство из них живут в параллельном мире с дикой природой. И жизнь многих людей, особенно занятых людей, делающих политику и делающих деньги, почти не соприкасается с дикой природой. Или соприкасается в уродливой форме, например, в виде вертолетных охот... У большинства жителей городов-гигантов просто нет опыта общения с нетронутой природой. А между тем, все ключевые решения по природопользованию, по преобразованию дикой природы: где и сколько рубить лесов, где перегораживать реки; где качать нефть; где создавать заповедники и национальные парки готовятся и принимаются в мегаполисах. Чаще всего этим занимаются люди, не представляющие, что такое дикая природа, не имеющие личного опыта общения с ней. Правдивая природная фотография призвана быть мостом между современным урбанизированным миром и дикой природой.
- Знаю, что Брянский лес не единственный заповедник, который вы облюбовали как родной дом.
- Вообще-то я сейчас в заповеднике "Брянский лес" в отпуске на зиму, а работаю в Кроноцком заповеднике на Камчатке инспектором по охране заповедника. Семья сейчас со мной. Но когда я в заповеднике Кроноцкий, семья живет в Петропавловске-Камчатском. В самом Кроноцком заповеднике слишком суровые и опасные условия для маленьких детей.
На Камчатку я поехал на две недели, поснимать Кроноцкий заповедник, но уже пятый год не могу заставить себя вернуться в родной Брянский лес. И семья моя уже перебралась сюда, и в Кроноцком заповеднике я уже не заезжий фотограф, а инспектор охраны природы. Что меня не отпускает в нагретый и обустроенный дом в Брянском лесу? Здесь, в Кроноцком заповеднике, я оказался в первозданном прошлом человечества, в прошлом, по которому мы все тоскуем. Человек здесь мало чего успел разрушить. Меня здесь окружают неиспорченные электрическими линиями и автодорогами драматические ландшафты.
Звери порой здесь не знают, что человек царь природы и не уступают тропы, а рыбы, идущей на нерест, может быть так много, что в ручье нельзя искупаться. Порой приходится неделями, а то и месяцами жить в самых труднодоступных местах. И ты видишь то, что не дано другим, видишь то, что никогда не повторится. Например, весной 2007 года я приехал Долину гейзеров снимать тему о медведях на вулканах, а пришлось стать хроникером драматического изменения ландшафта заповедника, когда 3 июня сошел самый большой в историческое время на Камчатке грязевой сель и в одночасье исчезли половина российских гейзеров. Гигантские камни остановились всего в полуметре от домов, где находились люди.
- Что же Вы чувствовали, когда воочию видели редчайшее волнение природы?
- Каменно-грязевой поток снес все живое на протяжении двух километров. Когда видишь, что берег реки, на котором совсем недавно ты провел многие десятки счастливых часов с камерой на штативе в ожидании извержения гейзеров, похоронен под пятидесятиметровым слоем камней и горячей глины, хорошо понимаешь зыбкость человеческой жизни! Теперь 3 июня для меня и моих коллег является вторым днем рождения. А вот более 20 крупных и средних гейзеров остались только на фотографиях, и мне пришлось быть последним, кто их снимал.
Невероятно драматическая история, но ваши снимки скорее не фотографа-хроникера, а иллюстратора детских сказок. Почему Вы снимаете только природу и ее обитателей, а если в кадр попадает человек, то непременно в родстве с перечисленными персонажами?
Фотография для меня не является самоцелью. В первую очередь это мощный инструмент в главном деле моей жизни - охране дикой природы. Именно дикой, поэтому главная и единственная тема моего творчества - российские особо охраняемые природные территории: заповедники, национальные парки, заказники.
В России 101 государственный заповедник, 40 национальных парков и тысячи заказников. Я тесно интегрирован в эту жизнь, работал на всех должностях от директора заповедника до рядового инспектора охраны природы, более половины своей жизни провел непосредственно в дикой природе. Поэтому человек у меня попадает в кадр, когда он соприкасается с первозданной природой, например, если он работает для сохранения заповедника, спасения редких видов животных или растений. Это также может быть браконьер, турист. А вне этого контекста я снимаю только семью и друзей для домашнего альбома.
- В какие минуты природа особенно благодарна объективу?
- Я наблюдаю самые интересные моменты на границах состояний природы. На стыке ночи и утра. На смене сезона. На смене погоды.
Например, сумерки, утренние или вечерние - мое любимое время суток. Это не только чудный свет, это время наибольшей активности животных.
Раньше в сумерках снимать было непросто. После появления Nikon D3 для меня наступил словно новый этап в творчестве. Эта камера дает великолепный рисунок на запредельных значениях чувствительности. В сочетании с моими двумя любимыми светосильными объективами AF-S NIKKOR 50mm 1:1,4G и AF-S NIKKOR 300mm 1:2,8G ED удается делать совершенно невозможные ранее снимки. 
- Кстати, есть ли у Вас какие-то технические или иные уловки для придания характера фотографии?
- Секрет один - как можно больше времени находиться рядом с объектом съемки, как можно больше знать о них - тогда тебе удается увидеть больше, чем другим.
Терпеть разлуку с родными, непогоду, иногда голод. Это возможно только тогда, когда у тебя есть эмоции, отношение к снимаемому, когда ты мотивирован.
Люди прихорашиваются перед съемкой и вообще ведут себя, как будто на них смотрит любимый человек. Не пытались ли Вы снимать брачные периоды у животных? На сколько их кокетство передает снимок?
- Брачный сезон в природе - это пик расцвета жизни! Цветы у растений, брачные игры животных. Природа не экономит на размножении и можно снять самые эмоциональные моменты. Я снимал любовные игры аистов, журавлей, куликов, лис, медведей и всегда удивлялся, как они в своих проявлениях страсти похожи на людей!
- Знаю, что Вы придумали свое ноу-хау для съемки животных.
- Я не езжу на съемки на один-два дня. Мой подход - поселиться в лесной избушке (или палатке) на несколько недель, а иногда и месяцев. Стать частью ландшафта. В Брянском лесу я прожил на лесном кордоне 10 лет, да и теперь живу в заброшенной деревне Чухраи, где кроме моей семьи осталось 6 жителей. Первые дни все живое разбегается от чужака. Постепенно животные перестают тебя бояться. Однажды я пять месяцев провел в избушке на берегу Тихого океана в Кроноцком заповеднике. Поселился в октябре. Первые две недели я видел зверей только на большом расстоянии. Первыми меня перестали бояться местные лисы и медведи, потом росомахи и соболи. Появились возможности снимать их взаимодействие между собой.
По утрам я часто жарил яичницу с беконом или пек оладьи. Этот запах был наркотическим для всех лис в округе. Они подходили вплотную к занесенному снегом окну кухоньки и с вожделением втягивали ароматные струи. За право стоять у окошка и нюхать происходили драки. Снимать можно было прямо из окна.
Но многие виды животных не доверяют человеку. Таких приходится снимать из скрадка. Это особая тема.
- А в чем ее особый характер?
- Многие тысячи лет человек-охотник преследует диких животных, чтобы отобрать у них жизнь. И теперь страх четвероногих перед двуногими живет на инстинктивном уровне. Животные, в которых инстинкт страха не развился, исчезли с лица планеты.
Любой фотограф, начинающий снимать диких животных, сталкивается со множеством трудностей и разочарований. Любой зайчишка, утка или кулик старается не подпустить человека ближе расстояния ружейного выстрела, то есть на 70 - 100 метров. Животные получаются на снимке слишком мелкими, чаще всего убегающими в смертельном страхе.
Чтобы фотографировать ту же утку или зайца в полный кадр даже с помощью длиннофокусного объектива, надо оказаться в трех-пяти метрах от него. Нереально? Если бы было нереально, не существовало бы множества замечательных фотографий, показывающих самые сокровенные моменты из жизни животных. Грамотно устроенный скрадок - вот что может помочь приблизиться к осторожным зверям и птицам на любое расстояние.
- А что может служить таким скрадком?
- Скрадком может служить все, что способно скрыть фигуру человека и ее движения: маленькая палатка, шалаш, яма, большое дупло, завал деревьев, даже куча хвороста - все зависит от конкретной ситуации.
Скрадок может быть сделан из любого местного материала, привычного для животных: соломы, сена, травы, веток, старых досок. Отличным скрадком может быть яма, выкопанная в твердом грунте и обложенная по периметру бруствером из дерна и накрытая сверху любым доступным материалом: досками, брезентом, сучьями. В зимнее время в многоснежных местах хорошо строить скрадки из снега, по типу эскимосского иглу. Иногда достаточно вырыть в глубоком снегу яму и перекрыть ее аркой из снежных пластин. Из таких укрытий я снимал белоплечих орланов и лебедей, лис и росомах на Камчатке. Это мой любимый тип скрадков. Снежные кирпичи и пластины обладают замечательной тепло и звукоизоляцией. Приходилось мне делать скрадки из нарезанного бензопилой льда (для съемки выдр), но они не такие удобные, как из снега.
Если проявить фантазию, в скрадки можно превратить многие привычные вещи. Например, автомобиль. Животные быстро привыкают к неподвижно стоящему автомобилю. Несколько лет назад я оборудовал комфортабельный скрадок на колесах - военный фургон на базе вездехода ГАЗ - 66. Из такого скрадка я снимал рыбалку черных аистов на Брянщине, зубров и оленей в национальном парке "Орловское Полесье", осторожных сайгаков и журавлей красавок и хищных птиц в степях Калмыкии. В этом скрадке даже работал холодильник, где хранился изрядный запас пива и не только.
Скрадком является даже мой большой дом в брянской деревушке Чухраи. Несколько лет назад я приволок с лесосеки корявый ствол дуба, вкопал его рядом с домом и установил на нем гнездовую платформу для белых аистов. Красивые птицы выстроили на ней большое гнездо. Теперь я могу с чердака дома снимать птиц на очень близком расстоянии, никак не беспокоя их.
Но самый добротный скрадок останется бесполезным, если у вас не окажется терпения долгими часами, порой сутками, сидеть в нем без движения.
- Думаю, оборудование тоже является частью ваших секретов.
- С оборудованием я прошел типичный путь людей моего поколения: Смена-8М, Зенит-Е. В студенческие годы мне удалось купить Фотоснайпер - кто помнит - с 300мм объективом Таир-3. В начале восьмидесятых я работал лесником с зарплатой 75 рублей, и чтобы купить свой первый Никон, пришлось заняться разведением быков. Сейчас в моем арсенале Nikon D3 и Nikon D300. Никогда у меня не было столько свободы, как с этими камерами, способными вытерпеть тот образ жизни, который я веду. На них следы не только от потертостей, падений, но даже от укусов любопытных медвежат.
